|
●
Таежные язычники против строительства храма
На севере Приморского края вот-вот растает снег. Наезженный зимник
раскиснет, и 630 жителей села Красный Яр, расположенного за многие сотни
километров от краевого центра, будут отрезаны от остального мира до
самого лета. С ним они смогут связываться только по телефону, а новости
узнавать из телевизора. И так каждый год, пока дорога не высохнет. К
этому времени таежные аборигены выкапывают из подземных «холодильников»
запасы добытого на зиму мяса. Значит – уже весна…
 |
Удэгейцы и нанайцы жили в этих местах веками. Но само село было
образовано только в 1957 году. Советская власть по примеру завоевателей
Дикого Запада согнала сюда коренных жителей и устроила своеобразную
резервацию, то есть позволила вымирающим народностям жить по своим
законам. Удэгейцев, например, в России осталось всего две тысячи. В
1990-х годах вышло несколько постановлений правительства, направленных
на улучшение жизни коренных народов Дальнего Востока. Ничего путного,
конечно, аборигены не дождались. Но спасибо, что хотя бы не трогали их
старинный уклад, не донимали опекой. Пока год назад в селе не появился
православный священник Сергей Скромнов...
Ярые нехристи
К его миссионерству большинство отнеслось здесь равнодушно. Грешить и
каяться, как того требует РПЦ, не для удэгейцев. Их боги гораздо строже:
искупать грех придется не только греховоднику, но и его потомкам. «Вот
отец Сергей говорил нам – всем нужно грехи замаливать. А какие грехи
могут быть у моих детей?» – недоумевает охотник Иван Геонка. «Да он
ходит постоянно пьяный. Мы ему говорим – тебе же пить нельзя, ты же поп.
А он – я помолюсь, грехи замолю. Так не бывает», – включается в разговор
84-летний Владимир Сом, бывший учитель и охотник в одном лице. В Яре все
мужики – охотники. Тайга, однако!
Присутствие одного священника удэгейцы еще стерпели бы, тем более что
бывает в селе он нечасто. Но недавно селяне узнали: в центре Красного
Яра собираются строить православный храм. И очень удивились:
православных-то у них не больше десятка. Остальные язычники. «Это
неспроста, – уверен местный авторитет Василий Дункай, начинающий шаман.
– Поставят храм, придут тогда лесозаготовители в верховья Бикина и
начнут рубить лес. Мы им скажем – что вы делаете, это наши земли. А они
в ответ – а вот дудочки, вы теперь православные, как и все. Нет у вас
никаких таких особенностей – ни своей культуры, ни своего языка. И
вырубят лес».
Действительно, лет 10 назад в верховьях другой реки – Самарг –
российско-корейское предприятие запланировало вырубки. Полсотни
удэгейцев вместе с казаками взяли ружья и встали на пути тракторов.
Отстояли тайгу. Но надолго ли?
Василий как в воду глядел. Из Владивостокской епархии пришло на днях
письмо в Верхне-Перевальский лесхоз с просьбой выделить на строительство
церкви в селе Красный Яр 500 кубометров дуба и ясеня. «Да из такого
количества древесины целый монастырь можно построить! – негодует
Владимир Сом. – На дом хватит и 35 кубов. Да и никто из дуба домов не
строит. Значит что? Значит – все на мебель пойдет».
Секретарь Владивостокской епархии отец Сергей эту ситуация объяснил «НИ»
так: «К нам обратились верующие из Красного Яра с просьбой построить
храм или часовню. Они хотят изучать церковные песни, узнать уклад
церковной жизни. Конечно, церковь не может оставить своих чад». По
поводу леса секретарь, по его словам, не в курсе. Но два схода удэгейцев
уже высказались однозначно – церкви не бывать. С ними согласились и
власти Пожарского района. «Ну, не хотят – не будет у них храма, не надо
людей накалять», – сказал заместитель главы районной администрации
Дмитрий Бараненко. Но в епархии с таким подходом не согласились и решили
бороться за таежную паству. «Если не мы придем в это село, то туда
нагрянут иностранные миссионеры-капиталисты, которые взятками в виде
гуманитарной помощи завладеют душами селян», – говорит отец Сергей.
Видя настырность РПЦ, Василий Дункай построил в Красном Яре общественное
мюе, то есть место, где язычники могут молиться своим богам, коих немало
– Лабат, Пуза и другие. Еще несколько лет назад удэгейцы и нанайцы
хоронили своих родственников на ветвях деревьев: устраивали на них
настил и оставляли тело. Таков древний обычай. «Я все думаю: если
церковь у нас все же откроют – чем причащаться будем? Вином и хлебом?
Хлеба у нас нет, а вино пить запрещено», – гадает Василий.
Дикая гастрономия
Кто в детстве зачитывался сказочными рассказами про олененка Бемби или
медвежонка Винни-Пуха, тот национальной удэгейской кухни не оценит. У
них на столе весь «Теремок». Деликатесом считается мясо изюбря –
амурского оленя. Его даже дети едят сырым – оно чистое и полезно. Не то
– медвежатина. В мясе у косолапого полно трихиннелеза. Как-то медики
решили проверить флору кишечника у жителей одного национального села. «У
них столько микробов обнаружилось – в нашей лаборатории коллекция
меньше!», – поразились врачи. Но ничего – живут.
Охотник Иван Геонка показывает тушу кабана. Перед приходом весны он
выкопал его из таежного схрона. «Убил еще в ноябре. Пошел на птиц, взял
мелкашку, вдруг смотрю – что-то в кустах шевелится. Выстрелил наугад,
подошел – и по следам понял, что кабан. А тут и он на меня бежит.
Выстрелил точно в глаз», – рассказывает охотник. Этой туши семье
охотника должно хватить до мая. А там пойдет папоротник, начнется
очередной сезон охоты.
А наутро… белочек пожарили. Их привезли из соседнего села братья Игнат и
Кеша Барыльники. Они родились в Ессентуках. Но родители мечтали жить в
тайге, вот и переехали. Братья весь год учились дома по учебникам.
Игнату пора получать аттестат и поступать в училище на охотоведа. В свои
17 лет он не знает, как подойти к компьютеру или мобильному телефону.
Зато умеет печь хлеб, обращаться с ружьем, выделывать шкуры, разделывать
туши, ходить на лыжах. Белок он сам поймал и сам приготовил. На нем
майка с Куртом Кобейном, но музыку его не слушал и идеалов музыканта
«Нирваны» не разделяет. Каждый день он буквально борется за жизнь,
рассчитывая только на свои силы и помощь брата и отца. Мысль о
самоубийстве, как у солиста «Нирваны», тут просто не может появиться.
Жизнь здешних «красноярцев» устроена просто – ходят в лес, бьют зверя,
едят сами и угощают родственников. Перед охотой молятся. Если заболеют,
тоже молятся и лечатся дарами тайги – травами, корой деревьев. А как
иначе? На медицинском «уазике» до больницы в Лучегорске ехать 4 часа. Не
будет леса – не будет и самих удэгейцев. Конечно, дети уезжают в города
и часто там приживаются. Но старшему поколению умирать здесь.
На днях в связи с окончанием охотничьего сезона в Красном Яре прошел
слет местных охотников: 30 мужчин заготавливают мясо для всей общины.
Охотовед Алексей Кудрявцев рассказывает: «Во всех регионах, где есть
коренные и малочисленные народы, лицензии им продают не дороже 25 рублей
на одного зверя. Только в Приморье лицензия на изюбря стоит 350 рублей,
на кабана – 295 рублей, на лося – 340. Это много». Бесплатную лицензию
стали давать только тем, у кого есть ружья. «В моем роду 28 человек, а
нам полагается только один изюбр. Куда это годится?», – жалуется
Василий. На лицензии денег нет. Живут удэгейцы аскетично. В большинстве
домов – голые стены, из мебели – диван, стол, пара стульев. Телевизор
или радио – уже роскошь. Чиновникам до этого дела, конечно, нет. Наедут
– три шкуры спустят. Поэтому некоторые экологические организации
Приморья решили покупать лицензии коренным народам за счет своих фондов.
|
